Чтож. Если сегодня день вставляния рассказов, то вставлю и свои пожалуй
СМЕЛЫЙ ЗАВОЕВАТЕЛЬ 2 (ПОСЛЕДНИЙ БОЙ)Глава 4. Глаз Мистра Растянувшись, он долго лежал неподвижно, чтобы паро-солнцем как следует прогрело его продрогшее в этом тумане тело. Ветер тихо и монотонно свистел вокруг, не задевая его; и вскоре после того, как Велиар исчез, Миша услышал голоса далеких неизвестных существ. Он лежал неподвижно и глубоко дышал, набирая новую силу в ослабевшие конечности, - благодарный за конец кошмара.
Однако в конце концов он вспомнил, что во время происшествия на улице неподалеку от него находилось несколько человек. Они почему-то хранили странное молчание; сам город, казалось, умолк. Должно быть, полицейский аэро-мобиль нанёс ему более тяжкие повреждения, чем он предполагал. Беспокойство прокаженного заставило его рывком встать на четвереньки.
Миша обнаружил, что под ним - гладкая каменная площадка. Она имела округлую форму, десяти футов шириной, и была окружена бортиком высотой фута в три. Над головой бесконечно высоким сводом голубел космос. Он накрывало своим куполом обнесенную бортиком площадку, и казалось, что плита каким-то невероятным образом плывет в космосе. "Нет, - у Миши пересохло в горле. - Где я? Что это?"
Резкая боль прямо в мозгу заставила его тело дернуться и распластаться в судорогах на плату. Она была сравнима с адскими муками, и Миша извивался пытаясь вытеснить эту ужасную боль... и вдруг она прекратилась. В память начали постепенно входить очертания лиц. Эта женщина... Кто она? О боже! Это моя мать? А это кто? Это же моя...
Поток хлынувших воспоминаний прервал чей-то задыхающийся голос, который позвал:
- Эй!
Сердце у Миши дрогнуло.
- Где это я?
- Глаз Мистра. Вам нужна какая-то помощь?
- Что все это значит, черт побери? Боже мой! Мои мозги!- В мозгах стояла страшная куча воспоминаний. Он прекрасно помнил то как он жил на Земле в дветысячи девятом году и в то же время он помнил что он родился в космосе, в двух тысяча девять сотых... Все встало комком как котлета поперёк горла.
Внезапно сзади послышалось какое-то царапанье. Мускулы Миши напряглись: он нырнул к бортику и, оперев на него спину, обратил свой взгляд на противоположный край площадки.
Напротив него, отделяемая пропастью воздушного пространства за бортом, стояла гора. Ее громада высилась, поднимаясь из скал, некоторые из которых почти достигали уровня площадки, на которой находился Миша, и оканчивалась освещенной паро-солнцем (или нстоящим? Черт, как все запутанно!) вершиной, где все еще лежало ьелое вещество... Снег! Вершина уносилась далеко в небо, а отвесные стены горы заслонили почти половину видимого с плиты горизонта. Сначала Мише показалось, что гора совсем близко, но мгновением позже он понял, что от площадки ее отделяет по меньшей мере расстояние, равное броску камня. Прямо напротив горы в бортике был проем. Низкий царапающий звук исходил, казалось, из этого проема.
Миша хотел пересечь плиту и выяснить, что представляет из себя источник этого звука. Но его сердце билось тяжело и медленно; он не мог сдвинуться с места. Он боялся того, что мог увидеть.
Звук приближался. Прежде, чем Миша смог как-то отреагировать, в проеме появились голова и плечи девушки, а потом и ее руки, уцепившиеся за камень. Когда она заметила Мишу, то остановилась и в свою очередь уставилась на него.
Ее длинные густые волосы - каштановые, с отблесками бледно-медового - развевались на ветру, кожа была покрыта густым загаром, и темно-синее платье с узорами из белых листьев еще больше подчеркивало этот загар. Она тяжело дышала и вся раскраснелась, словно только что закончила долгое восхождение. Миша уловил дружелюбное удивление и интерес.
На вид ей было не более двадцати лет.
Откровенность ее вопрошающего взгляда уменьшила его страдания.
Он смотрел на нее, как на привидение.
После минутного колебания она выдохнула:
- С вами все в порядке?
Потом возбужденно зачастила:
- Я никак не могла решить, пойти ли мне самой или поискать более основательной помощи. С горы я увидела серую тучу над Глазом Мистра, внутри которой, казалось, шло какое-то сражение. Я видела, как вы стояли, а потом упали. Я не знала, что делать. Потом я подумала, что лучше вовремя оказать хоть какую-то помощь, чем оказать настоящую помощь, но слишком поздно. Вот я и пришла, - она сделала паузу, потом опять спросила: - С вами все в порядке?
- В порядке?
Но его же сбил аеро-машина! Постой?! Как так? Я же живу в двух тысяча девятом году! О Боже! Нет я родился в космосе?! Что со мной!!!?..
Его руки были только оцарапаны и в ссадинах, словно он пытался с их помощью смягчить удар при падении. Голова от удара слегка болела. Но одежда была в целости, и по ней нельзя было бы сказать, что Миша был сбит аэро-мобилем и проехался по асфальту.
Он ощупал тело немыми пальцами, ощупал живот и ноги, но не ощутил при этом никакой острой боли. Казалось, он не потерпел почти никакого ущерба.
Но ведь должен же был аэро-мобиль куда-то его ударить!
Ну? Он смотрел на девушку, словно слова вдруг утратили всякий смысл.
Видя, что он молчит, она собралась с духом и, взобравшись на плиту, встала перед ним на фоне горы. Он увидел, что она одета в темно-голубое платье, похожее на длинную тунику, с белым шнурком, стянутым на поясе. На ногах у нее были сандалии, завязанные на лодыжках. Фигурка ее была тонкая и изящная, а красивые глаза широко раскрыты от испуга, неуверенности и любопытства. Она сделала два шага в его направлении, словно боялась подвоха, потом опустилась на колени, чтобы поближе взглянуть на этого ошарашенного, ничего не понимающего человека.
Что это еще за чертовщина?
Голосом, в котором звучали осторожность и уважение, она спросила:
- Чем я могу вам помочь? Вы чужой в Альдрине, я это поняла. Вы сражались с каким-то гадким облаком. Говорите, что вам нужно, - я постараюсь сделать это для вас.
Его молчание, казалось, смущало ее. Она опустила взгляд.
- Вы не хотите говорить?
Что со мной происходит?
В следующий миг она задохнулась от волнения и, указывая с благоговением на его правую руку, вскричала:
- Двувластный! Значит, легенды оживают снова?! - Изумление озарило ее лицо. - Мадрид Двувластный! - прошептала она. - Это правда?
Мадрид? Сначала он не мог вспомнить, где уже слышал это имя. Потом до него дошло. Мадрид! В холодном страхе он осознал, что кошмар не закончился, что и эта девушка, и Велиар были частью одного и того же сна. Он снова увидел тьму, сгущавшуюся в ярком голубом небе. Она клубилась над ним, била по голове, словно крылья стервятника. Где?..
Неуклюже, словно суставы наполовину заледенели от ужаса, Миша поднялся на ноги.
Мгновенно его глазам открылась грандиозная панорама внизу и приковала к себе его взгляд, как будто его ошарашили одновременно и радостью, и ужасом. Он находился на каменной платформе размером с пятнадцатиэтажный дом над землей! Птицы скользили и вились под его ногами. Воздух был чист и прозрачен, словно кристалл, и сквозь него обширная картина пейзажа казалась неимоверно громадной, так что глазам стало больно, когда он попытался увидеть ее полностью. Прямо под ним уходили вдаль горы; по обе стороны до самого горизонта простирались равнины, среди гор слева блестела серебром на солнце река. Все сияло весной, словно только что появилось на свет в утренней росе.
«Проклятье! Где я? Что со мной?»
Головокружительная высота заставила его пошатнуться. Крылья тьмы били его по голове. Земля завертелась перед глазами. Миша не знал, где он. Никогда прежде не доводилось ему видеть ничего подобного. Как он сюда попал? Его сбил полицейский аэро-мобиль, и Велиар доставил его сюда. Велиар доставил его сюда?
Доставил сюда?
Невредимым?
В ужасе он бросился к девушке и к горе. Тремя неверными шагами он достиг пролома в парапете. Тут он увидел, что находится на вершине узкого каменного острия - по меньшей мере тридцати метров высотой, - которое наклонно отделялось от основания утеса подобно пальцу, обвиняющему небо. В поверхности этой колонны были вырублены неглубокие ступени, образующие крутую лестницу.
В течение какого-то головокружительного мгновения он тупо думал:
"Я должен выбраться из этого кошмара. Все это происходит не со мной!"
Потом все безумие этой ситуации дошло до его сознания, обрушилось на него из вращающегося воздуха подобно когтям кондора. Он споткнулся, пучина бездны разверзлась перед ним. Он молча закричал:
- Нет!
Когда он стал падать вперед, девушка поймала его за руку, повисла на ней. Он очнулся, качнулся назад и упал на колени внутрь парапета, подтянул колени к груди и закрыл голову руками.
- Безумие! - кричал он, произнося в действительности нечленораздельные звуки.
Тьма, словно тошнота, клубилась в его черепе. Картины безумия сменялись в его сознании.
Как?
Невозможно!
Он переходил улицу. Он отчаянно цеплялся за этот факт. Горел зеленый свет.
Где?
Он был сбит полицейским аэро-мобилем!
Невозможно!
Он целился прямо ему в сердце, и он нанес удар.
И не причинил ему вреда?
Безумие. Я схожу с ума, схожу с ума, схожу с ума.
И не причинил вреда?
Кошмар. Ничего этого нет, нет, нет!
Сквозь белые вихри его отчаяния чья-то рука внезапно схватила его за руку и сжала ее сильно и настойчиво. Она держала его, как якорь.
Кошмар! Я сплю, сплю!
Эта мысль пронзила его охваченный ужасом мозг как откровение.
Сплю! Конечно же, он спал. Бессознательно пытаясь перехитрить самого себя, он постарался воссоздать новое понимание ситуации. Его сбило полицейским аэро-мобилем - и он потерял сознание. Сотрясение мозга. Возможно, он отключился на несколько часов, даже дней. И пока он не пришел в сознание, ему снится этот сон.
Это было логичным ответом. Миша ухватился за него, как за руку девушки, державшую его напряженную руку. Он помог ему преодолеть головокружение, упростить страх. Но этого было недостаточно. Тьма все еще кружилась над ним, словно он был падалью, брошенной Велиаром.
Как?
Откуда берутся такие сны?
Мысль об этом была непереносима, он мог сойти с ума. Миша отогнал ее от себя, словно она уже начала вгрызаться в его кости. Не думай об этом. Не пытайся понять. Сумасшествие, безумие - самая главная опасность. Выжить! Вперед! Делай что-нибудь. Не оглядывайся назад! Он заставил себя открыть глаза, и как только в них ударил солнечный свет, тьма отступила, отползла на задний план и, крадучись, медленно сконденсировалась сзади него, словно дожидаясь, когда он обернется, посмотрит на нее и снова станет ее жертвой.
Девушка стояла возле него на коленях. Она взяла его больную правую руку в свои ладони, и из глаз ее, словно слезы, сочилась тревога.
- Мадрид, - с болью прошептала она, когда их взгляды встретились. - О, Мадрид! Какой недуг терзает вас? Я не знаю, что делать.
Она сделала уже достаточно - помогла ему овладеть собой, оказать сопротивление натиску опасных вопросов, на которые он не мог ответить. Но пальцы его оставались немы, прикосновение ее руки он ими вообще не чувствовал. Подтянувшись, он принял сидячее положение, хотя это напряжение заставило его снова почувствовать слабость.
- Я прокаженный, зараженный пальтонной проказой гаммафиолета, - слабым голосом произнес он. - Не прикасайся ко мне.
Поколебавшись, она разжала свои пальцы, словно была не уверена в том, отдает ли он себе отчет в своих словах, знает ли, о чем говорит. С усилием, из-за слабости показавшимся ему невероятным, Миша отнял свою руку.
Она огорченно закусила нижнюю губу. И, словно испугавшись, что обидела его, отодвинулась назад и села, прислонившись к противоположной стене парапета.
Но он видел, что ее разбирает любопытство. Она не могла долго оставаться неподвижной. Через минуту она мягко спросила:
- Разве это нехорошо - прикасаться к вам? Я не хотела причинить вам зла. Вы – Мадрид Двувластный, Лорд-ДающийСтановиться. Зло, которого я не могла увидеть, напало на вас. Как я могу спокойно смотреть на ваши муки?
- Я прокаженный пальтонном, - повторил он, пытаясь собраться с силами. Но выражение на ее лице показало ему, что это слово ничего ей не говорит. - Я болен, у меня болезнь. Ты не знаешь всей опасности.
- Если я прикоснусь к вам, то тоже буду "больной"?
- Кто знает? - Потом, почти не веря своим глазам и ушам, он спросил: - Ты не знаешь, что такое пальтонная проказа?
- Нет, - ответила она, и в ее голосе послышалось прежнее изумление. - Нет, - она покачала головой и волосы мягко закачались вокруг ее лица. - Но я не боюсь.
- Так бойся! - проскрежетал он. Неведение и невинность девушки привели его в неистовство. За ее словами чудились крылья тьмы, бьющие словно ножами. - Эта болезнь вгрызается в человека. Она вгрызается до тех пор, пока его пальцы, и ступни, и руки, и ноги не сгниют и не отвалятся. Она делает его слепым и безобразным.
- Может, ее можно вылечить? Может быть, Лорды...
- Спасения от нее нет.
Он хотел продолжить, излить часть той горечи, которую оставил в нем Велиар. Но он был слишком измучен, чтобы сдержать гнев. Ему надо было отдохнуть и подумать, изучить внимательнее противоречия своей дилеммы.
- Тогда как я могу помочь вам? Я не знаю, что делать. Вы - Мадрид Двувл...
- Да нет же, - выдохнул он.
Девушка уставилась на него, и к ее изумлению он повторил:
- Нет.
- Тогда кто вы? Вы обладаете рукой-предзнаменованием, поскольку легенды говорят, что Мадрид Двувластный может прийти снова. Вы Лорд! Усталым жестом он отмахнулся от ее вопросов. Ему надо было подумать. Но как только он закрыл глаза и оперся спиной о камень, то почувствовал, как внутри поднимается страх. Надо было двигаться, идти вперед - продвигаться по дороге сна.
Он снова сосредоточил взгляд на лице девушки. И в первый раз за все время заметил, что она хорошенькая. Даже ее благоговение, внимание, с которым она ловила каждое его слово, было привлекательным. И она не боялась прокаженных.
Поколебавшись еще мгновение, он сказал:
- Я – Михаил Бурлаков.
- Михаил Бурлаков? - Его имя в ее устах прозвучало довольно неуклюже. - Странное имя. Достаточно странное, чтобы соответствовать вашей странной одежде. Михаил Бурлаков. - Она склонила перед ним голову в медленном поклоне.
"Странно", - мягко подумал он. Странность была взаимной. Он все еще не имел представления, с чем ему приходится иметь дело в этом сне. Надо было хотя бы выяснить, где он находится. Следуя примеру девушки, он спросил:
- Кто вы?
- Я Анна, - официальным тоном сообщила она. - Дочь Алельен. Мой отец - Гролл, вальдохас вэамахдалья. Наш дом находится в закамневице Гринфель. Вы бывали там?
- Нет, - ему хотелось спросить ее, что такое " закамневица", но были вопросы и поважнее. - Где... - Слово застряло у него в горле, как будто это была опасная уступка тьме. - Где мы?
- Мы на Глазе Мистра.
Легко вскочив на ноги, она простерла руки к зелени и небу.
- Смотри!
Подбадривая себя, Миша поднялся и выставил голову за площадку.
Упираясь грудью в его край, он заставил себя посмотреть.
- Это Альдрин, - радостно сказала Лена, словно распростертая внизу зелень обладала силой, вызывающей в ней трепет. - Она уходит далеко за пределы взгляда на север, на запад и на восток, хотя древние баллады говорят, что Высокий Лорд Мистр, стоя здесь, мог видеть всесь Альдрин и всех ее людей. Поэтому место и назвали «Глазом Мистра». Неужели вы этого не знаете? Несмотря на холодный ветер, Миша обливался потом. От головокружения у него подкосились ноги, и только острый каменный край прямо напротив сердца позволял ему сохранять над собой контроль.
- Я ничего не знаю! - простонал он прямо в открывшуюся перед ним пропасть.
Анна с любопытством взглянула на него, но через минуту снова повернулась лицом к Альдрину. Протянув тонкую руку в направлении северо-запада, она сказала:
- Это река Гринфель. Наше закамневица находится рядом с ней, но его не видно из-за этой горы. Река течет с гор Южной Гряды, что позади нас, и впадает в реку Мутная. Там - северная граница Пустоши Юга, где почва неплодородна и почти никто не живет. В Южных Равнинах только пять закамневиц. Но в этой горной цепи, уходящей на север, расположены несколько стволебниц.
К востоку от этих гор находятся Равнины Кэда, - ее голос словно заискрился, когда она продолжила. - Это владения диких свободных полузебр - аммохаминов, а аммохаминцы. служат им. Аммохамины мчатся по равнинам, покрывая до пятидесяти лиг в час, и позволяют стать своими седоками только тем, кого выберут сами.
Ах, Михаил Бурлаков, - вздохнула она. - Моя мечта - увидеть этих полузебр. Большинство моих сородичей довольствуются тем, что имеют. Они мало путешествуют и не видели много из того, что видели жители стволебниц.
Но я мечтаю побродить по долинам Кэд и увидеть мчащихся лошадей.
После долгой паузы она продолжила:
- Вот эти горы и есть Южный Пик. За ней лежат Пустоши Юга.
Там нет жизни и никто туда не ходит; весь Альдрин находится к северу, западу и востоку от нас. И мы стоим на Глазу Мистра, где во время последней битвы стояли главнейшие из Первейших Лорды, прежде чем наступило Опустошение. Наш народ помнит об этом и избегает Глаза как места с дурной славой. Но Алельен, моя мать, приводила меня сюда, чтобы здесь рассказать мне о Альдрине. И через два года я буду уже достаточно взрослой, чтобы поступить в вархворд и учиться самой, как когда-то моя мать. Знаете ли вы, - с гордостью произнесла она, - что моя мать училась у Стражи Заповеди? Она посмотрела на Мишу так, словно ожидала увидеть произведенное этими словами впечатление. Но потом опустила глаза и пробормотала:
- Но ведь вы - Лорд, и все это вам известно. Вы слушаете меня так, будто готовы посмеяться над моим невежеством.
Зачарованный ее голосом и все еще находясь во власти головокружения, Миша вдруг на мгновение увидел Альдрин таким, каким он, должно быть, был после Тотального Терминатуса, проведенного Мистром.
За блеском ослепительного утра он увидел расколотые огненные скалы, выжженную почву, тухлую воду, сочащуюся из отвратительных болот в русло реки, - и над всем этим густой мрак безмолвия: ни птиц, ни насекомых, ни животных, ни людей - ничего живого, что могло бы пошевелить листком, прожужжать, пролаять или погрозить пальцем в ответ на все эти разрушения. Потом глаза залило потом, заволокло, словно слезами. Миша отогнал от себя это видение и снова сел, прислонившись спиной к стене. Он так и не понял, откуда он знал, что такое птицы, что такое деревья... Но он одновременно до боли хорошо знал что это.
- Нет, - пробормотал он, обращаясь к Анне. - Ты не так поняла. Я свое уже отсмеялся давным-давно.
Теперь, казалось, он увидел способ двигаться вперед, бежать от темного безумия, парившего над ним. В этом кратком видении он нашел тропинку своего сна. И без всякого перехода, чтобы избавить себя от необходимости задавать конкретные вопросы или отвечать на них, он сказал: - Мне надо попасть в Совет Сенатора.
По лицу девушки Миша видел, что она хочет спросить, зачем это ему. Но, казалось, она чувствовала, что не вправе задавать ему подобные вопросы. Упоминание о Совете только еще более возвысило его в ее глазах. Она двинулась к лестнице.
- Мы должны зайти в закамневицу. А там придумаем способ переправить вас в Кондор.
По ее виду можно было определить, что ей хочется отправиться вместе с ним.
Но мысль о лестнице пугала его. Как он сможет выдержать такой спуск? Ведь даже просто выглянуть из-за площадки оказалось достаточно, чтобы у него закружилась голова. Когда Анна повторила "пошли!", он покачал головой. Бесстрашием он похвастаться не мог. Тем не менее ему следовало как-то сохранить активность.
- Много лет прошло со времен Опустошения?
- Я не знаю, - печально ответила она. - Но люди Южных Равнин пришли обратно через горы из бесплодных пустошей двадцать веков назад. И говорят, что сам Высокий Лорд Мистр предупредил их - они бежали и жили изгнанниками в Пустошах, добывая себе пищу зубами и ногтями и руководствуясь учением вэамахдаль в течение пятисот лет. Это - единственное, чего мы не забыли. По достижении пятнадцати лет каждый из нас приносит клятву Мира, и мы живем ради жизни и красоты Альдрина.
Он почти не слушал ее, поскольку его не особенно интересовало то, что она говорила. Но звук ее голоса нужен был ему, чтобы найти в себе силы. Не без усилий удалось ему сформулировать еще один вопрос, который можно было задать. Глубоко дыша, он сказал:
- Что ты делала в горах? Почему ты забралась так высоко, что смогла даже увидеть меня здесь?
- Я искала камни, - ответила девушка. - Я изучаю искусство Пуду-Во-Кераль. Вы знаете, что это такое?
- Нет, - произнес Миша между двумя вздохами. - Расскажи.
- Это ремесло, которому я учусь у Азекс, сестры моей матери, а она научилась этому у Гоммала, лучшего ремесленника в нашей закамневици. Он тоже учился некоторое время в Вархворде. Пуду-Во-Кераль - это искусство изготовлять изображения из камней, собирая их между собой, не изменяя их формы. Я бродила по горам и искала образцы крупных камней и гальки. Когда я нахожу форму, которая мне приглянулась, я несу ее домой и подбираю для нее место, балансируя и комплектуя с другими формами, пока не получается новая форма.
Иногда, набравшись смелости, я слегка обрабатываю камень, чтобы все сооружение выглядело более гармоничным. При этом я воссоздаю разрушенные секреты земли и дарю людям красоту.
Миша слабым голосом пробормотал:
- Это, должно быть, трудно - придумать форму и потом найти камень, соответствующий ей.
- Это не совсем так. Я смотрю на камень и ищу в нем форму, которая уже ему дана. Я не прошу землю дать мне лошадь. Искусство заключается в умении увидеть то, что земля предлагает по своему собственному выбору. Возможно, это будет лошадь.
- Мне бы хотелось посмотреть на твои работы, - Миша не придавал особого значения тому, что говорил. Лестница манила его, как соблазнительный лик забвения, в котором прокаженные отказывались от соблюдения мер самозащиты и теряли руки и ноги - теряли жизни.
Но все это ему снилось. Лучший способ вынести неприятный сон - это плыть по его течению, пока он сам не закончится. Он должен был спуститься вниз, чтобы выжить. Эта необходимость превысила все остальные соображения.
Резко, конвульсивно двигаясь, Миша поднялся на ноги. Встав в самом центре круга, он перестал обращать внимание на гору и небо, на глубокую пропасть внизу и тщательно осмотрел себя. Трепеща, он проверил те нервы, которые были еще живы, посмотрел, нет ли на одежде клочьев или прорех, и тщательно проконтролировал свои онемевшие руки. Он должен был преодолеть этот спуск.
Миша, очевидно, был в состоянии пережить его, поскольку это был сон - он не может погибнуть, сорвавшись вниз, - и поскольку он не мог уже выносить всю эту тьму, хлопающую крыльями прямо возле уха.
- Послушай-ка, - сухо сказал он, обращаясь к Анне. - Мне придется спускаться первым. И нечего смотреть на меня с таким смущением. Я уже сказал тебе, что я – прокаженный пальтоном. Мои руки и ноги немы - они ничего не чувствуют. Я не могу крепко держаться за что-нибудь. И к тому же я... Плохо переношу высоту. Я могу упасть. И не хочу, чтобы ты упала вместе со мной. Ты... - он запнулся, потом, сбиваясь, продолжил: - Ты была добра ко мне, а с той поры, когда хорошее отношение было для меня вполне обычным делом, прошло много времени.
Девушка захлопала глазами, услышав этот суровый тон.
- Почему вы сердитесь? Чем я вас обидела?
"Тем, что была добра ко мне!" - мысленно пробормотал он. Его лицо посерело от страха, когда он повернулся спиной к пролому, опустился на четвереньки и стал спускаться вниз.
В первом порыве ужаса он пытался ставить ноги на ступеньки, закрыв при этом глаза. Но спускаться с закрытыми глазами он не мог; привычка прокаженного контролировать себя, а также необходимость держать все чувства начеку были слишком сильны. Однако когда глаза были открыты, начинала кружиться голова.
Поэтому он изо всех сил заставлял себя смотреть только на камень прямо перед собой. С первого же шага он понял, что наибольшая опасность для него заключается в немоте ног. Немые руки заставляли его чувствовать себя неуверенно из-за непрочности захвата, и прежде, чем ему удалось преодолеть пятьдесят футов, он уже цеплялся за края ступенек с такой силой, что у него начало сводить судорогой плечи. Но он мог видеть свои руки, видеть, что они на скале, что боль в запястьях и локтях - не мистификация. Ног Миша видеть не мог - для этого надо было смотреть вниз. Лишь тогда он убеждался в том, что его нога попала на следующую ступеньку, когда лодыжка чувствовала давление всего тела. Каждый шаг вниз он делал наугад. Если неожиданно подкатывал новый приступ слабости, Миша был вынужден, держась за скалу, крепко сжимать бока локтями, при этом целиком полагаясь на невидимую опору под ногами. Он старался скидывать ногу дальше таким образом, чтобы вибрация тела при контакте говорила ему, когда ступни ног находятся у края следующей ступени; но когда он ошибался, его голени и колени стукались о каменные углы, и острая боль заставляла ноги подгибаться. Ползя так вниз, ступенька за ступенькой, глядя на руки сквозь пот, заливающий глаза, Миша проклинал судьбу, отнявшую у него два пальца, которых, возможно, как раз и не хватит, чтобы удержаться, если ноги сорвутся. Вдобавок, отсутствие половины руки приводило к тому, что Мише казалось, будто правой рукой он держится слабее, чем левой, что тело его под собственной тяжестью смещается с лестницы влево. Чтобы компенсировать это, он время от времени заносил ноги вправо и постоянно промахивался мимо ступенек с этой стороны.
Пот мешал ему смотреть, но он не мог стереть его с лица. Глаза его уже ничего не видели, но Миша боялся освободить одну руку, потому что мог потерять равновесие. Судороги сотрясали его спину и плечи. Ему приходилось сжимать зубы, чтобы не закричать, призывая на помощь.
Словно почувствовав его отчаяние, Анна крикнула:
- Уже половина!
Миша продолжал ползти вниз, ступенька за ступенькой.
Внезапно он беспомощно ощутил, что его ноги пытаются двигаться быстрее. Мышцы стали уставать - напряжение в коленях и локтях было слишком велико - и с каждой ступенькой он все больше терял контроль над спуском. Миша заставил себя остановиться и отдохнуть, хотя страх гнал его вниз, чтобы побыстрее покончить с этим. В какое-то мгновение ему пришла в голову дикая мысль, что лучше повернуться и прыгнуть в надежде на то, что склон горы окажется достаточно близко и он останется жив. Потом он услышал звук шагов Анны, приближавшейся к его голове. Миша хотел протянуть руку и ухватиться за ее лодыжку, заставить ее спасти его. Но даже эта надежда казалась призрачной, и он остался висеть на прежнем месте, охваченный дрожью.
Дыхание с трудом вырывалось из-за его сжатых зубов, и смысл слов, выкрикнутых Анна, не сразу дошел до него:
- Михаил Бурлаков! Смелее! Осталось всего пятьдесят ступеней! Содрогнувшись так, что тело чуть было не оторвалось от скалы, Миша снова продолжил спуск вниз.
Последние ступени миновали в оглушающем хаосе судорог и слепоты, вызванной потоками пота, - и затем он оказался внизу, лег ничком на горизонтальном грунте - основании Глаза - и, задыхаясь, стал ждать, когда закончится страшная ломота в конечностях. Воздух устремлялся в его легкие и вырывался из них со звуком, напоминающим рыдания. Миша прислушивался к нему, пока этот звук не затих и он не смог дышать более спокойно.
Когда наконец он посмотрел вверх, то увидел голубое небо, длинный черный палец Глаза Мистра, указывающий на полуденное солнце, возвышающийся подобно башне, склон горы и Анну, склонившуюся над ним так низко, что ее волосы почти касались его лица...
(продолжение скоро) В последнее время стали описываться действия по большей части пешим способом. Поэтому я посвящаю большую часть рассказу пешему переходу. И не удивляйтесь тому что люди Альдрина не пользуются ни каким современным оборудованием и живут словно в 1600 годах. В этом весь стиль рассказа, в том что Альдрин это страна здоровья и радости, а дальше уже будут приключения с полетами. Надеюсь вам рассказ понравится.
)
